Среда, 11 Май 2016 09:27 Автор  игумен Дамаскин (Орловский)

11 мая Церковь отмечает память мученицы Анны Шашкиной.

Всередине 1930?х годов из ссылок и заключения стали возвращаться священники, арестованные в конце 1920?х годов. Обновленцы, захватившие за это время при поддержке властей многие православные храмы, хотя и с трудом удерживали их, не имея паствы, но не хотели и не могли уступить — на борьбу с Православием их науськивало ОГПУ. Среди жертв этой борьбы оказалась и Анна Шашкина, простая крестьянка, с детства хотевшая стать монахиней.

***

Мученица Анна родилась 13 февраля 1888 года в деревне Пигаскино Пошехонского уезда Ярославской губернии в семье крестьянина Василия Шашкина. Окончив сельскую школу, Анна жила вместе с родителями и со временем намеревалась поступить в монастырь. Она часто ездила в Павло-Обнорский монастырь к его настоятелю и своему духовному отцу архимандриту Никону (Чулкову), к которому многие тогда обращались за советом и молитвенной помощью. Среди них было много женщин и девиц, и отец Никон впоследствии основал для желающих подвизаться монашескую общину. Это был последний образованный в 1918 году в СССР монастырь, просуществовавший под разными видами почти до окончания советской власти. Монастырь-община существовал сначала под видом сельскохозяйственной артели, а затем коммуны. Как раньше Павло-Обнорский монастырь, так после его закрытия монашеская община в Захарьеве активно посещалась верующими, приезжавшими за советами и наставлениями к поселившемуся здесь архимандриту Никону.

В 1936 году обновленцы города Пошехонье-Володарска написали властям жалобу, прося передать им Успенскую церковь: «В силу крайне осложнившихся обстоятельств <…> со стороны тихоновской общины при Успенской церкви города Пошехонье-Володарска, каковые выражаются <…> в открытой борьбе с обновленческой ориентацией. <…> Они <…> открыто порицают храм <…>

У тихоновцев очень часто бывают нелегальные собрания. 7 января 1936 года Смирнов Алексей Евграфович, как главный руководитель тихоновской общины, вечером собрал у себя гостей, около двадцати пяти человек, в том числе был священник Петр Богородский, игуменья Леонида, много бывших монашек и другие лица, и окончился этот пир далеко за полночь. А почему это не может быть нелегальным собранием? Ведь это неизвестно нам, о чем они вели беседу.

Кроме этого, пользуясь приливом святочных празднеств, пошли во все села данного района с призывом к бойкотированию всеми силами всех обновленческих служителей культа, совращая темные силы верой в святость Бога лишь у тихоновщины. <…> Близко все это видя, как гнездо вражды и нелегальности, просим вас передать нам храм, во избежание последствий, а равно нежелание иметь таковых соседей, где, кроме религиозных целей, преследуются остатки прежних царских привычек <…>

А посему еще раз убедительно просим вас <…> во избежание всех последствий не только за наш храм, а и район, пресечь в корне развитие этого гнезда нелегальности и передать храм нам, обновленцам».

10 января 1937 года Анну Васильевну Шашкину вызвали на допрос, и следователь спросил ее, правда ли, что она собирала подписи жителей, желавших принадлежать к тихоновской общине. Анна Васильевна объяснила, что в 1935 году умер сын ее брата, и их приходской священник Петр Богородский отказался участвовать в его погребении, указав, что жители этой деревни не принадлежат к православной общине, и пусть они сначала определятся: в православный ли они будут ходить храм или к обновленцам; тогда она взялась собрать подписи жителей — тех, кто считает себя православными.

— А вы к какой ориентации принадлежите? — спросил ее следователь.
— Я лично принадлежу к тихоновской ориентации, — ответила Анна Васильевна.
— В связи с переписью населения СССР, среди населения города распространялись контрреволюционные провокационные слухи, исходящие из содержания книги «Протоколы сионских мудрецов» и ваших рассуждений о приходе антихриста, о печати и так далее. Эти слухи распространяли вы с целью срыва мероприятий советской власти по переписи. Подтверждаете вы это?
— Нет, это я отрицаю, никаких контрреволюционных провокационных слухов я не распространяла и об этих слухах ничего не слышала.

18 марта 1937 года следователь, вызвав Анну Васильевну на допрос, спросил:
— Сколько времени вы жили в Никоновской «коммуне»?
— Я членом Никоновской «коммуны» не состояла, но в «коммуне» была несколько раз.
— А зачем вы «коммуну» посещали?

На этот вопрос Анна Васильевна отвечать отказалась.

— Вы знали, что Никоновская «коммуна», по существу, была нелегальным монастырем, организованным для борьбы с советской властью?

Анна Васильевна и на этот вопрос отвечать отказалась.

Анна Васильевна Шашкина. Тюрьма НКВД. 1937 год.

3 апреля состоялся последний допрос, во время которого следователь попытался узнать у Анны Васильевны, что она знает о местопребывании архимандрита Никона.

— Связи с архимандритом Никоном я не имею, и где он находится в настоящее время, не знаю, — ответила Анна Васильевна.
— А зачем и к кому вы ездили осенью 1936 года в Тутаевский район?
— Осенью 1936 года я действительно ездила в гости к своей знакомой по имени Евдокия… фамилию ее я не знаю. Была у нее три дня.
— А как вы знакомы с Евдокией?
— Я с Евдокией знакома давно. Когда раньше ходила в Тутаев, то останавливалась у нее ночевать, и она, когда бывала в городе, тоже ночевала у меня.
— Как же вы не знаете ее фамилии?
— Фамилии ее я действительно не знаю, и не знаю, чем она занимается.
— Вы явно лжете. Вы в Тутаевский район ездили с целью посещения архимандрита Никона, скрывающегося от наказания и проводящего активную контрреволюционную работу. Требую от вас откровенных показаний.
— Нет, у архимандрита Никона я не была, и где он скрывается, не знаю.
— За что был расстрелян ваш дядя, Александр Федорович Шашкин, и сидел его сын, Василий Александрович Шашкин?
— Мой дядя, действительно, в 1918 году был расстрелян, но за что, я не знаю. Также не знаю, за что сидел его сын.

15 августа 1937 года Особое совещание при НКВД приговорило Анну Васильевну к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и она была отправлена в Северо-Восточные лагеря. Анна Васильевна Шашкина скончалась 11 мая 1940 года в отдельном лагерном пункте Мылга в Северо-Восточных лагерях НКВД и была погребена в безвестной могиле.