Пятница, 03 Май 2013 11:37 Автор Александр Ткаченко
Одно из обвинений, предъявленных Христу на суде Синедриона, напрямую было связано с Иерусалимским храмом.
Нашлись свидетели, которые утверждали, что Христос собирался ни много ни мало — разрушить эту главную святыню Израиля: … мы слышали, как Он говорил: «Я разрушу храм сей рукотворенный, и через три дня воздвигну другой, нерукотворенный» (Мк 14:58).
Обвинение, конечно же, очень серьезное. Но даже предвзятый суд первосвященников, желавших смерти Иисуса, почему-то не признал его достаточным для вынесения смертного приговора. В чем же дело?
Неужели судьи посчитали, будто подготовка столь масштабного злодеяния — слишком слабый аргумент против галилейского проповедника? Ведь это было бы так эффектно — вывести к народу преступника и сказать: «Вот, люди, этот негодяй хотел разрушить нашу гордость и радость, он покусился на самое дорогое, что есть у каждого иудея, — на Иерусалимский храм! За это мы приговорили его к смерти».
Причина отказа от столь убедительного и пафосного обвинения достаточно проста, хотя и не сразу понятна, поскольку современный человек не очень хорошо представляет, каким же был Иерусалимский храм в то время. После реконструкции, произведенной царем Иродом Великим, храм представлял собой огромное сооружение, по размерам и роскоши отделки не имевшее себе равных на всем Востоке. Самая впечатляющая деталь нового храма — платформа размером 14 гектаров (приблизительно 12 футбольных полей) — частично сохранилась до наших дней. Для устройства этой платформы Ирод расширил вершину Храмовой горы, возведя по краям искусственные террасы. Южный край платформы, укрепленный гигантскими плитами белого мрамора, отвесно поднимался над землей почти на 40 метров. Все сооружение вдвое превосходило по площади знаменитый форум Траяна в Риме.
Обвиняя Христа в намерении разрушить столь величественный архитектурный комплекс, судьи попадали в ими же подготовленную ловушку. Если Иисус — обычный бродячий проповедник, такое обвинение выглядело бы нелепо: ведь нельзя же всерьез верить, будто один человек способен разрушить то, что тысячи людей строили на протяжении нескольких десятилетий. А если Он действительно Мессия, способный силой Божьей творить подобные чудеса, тогда как может народ Израиля судить своего Спасителя? Поэтому обвинение было признано недостаточным. Тем более что и подтверждалось оно показаниями людей, прямо названных в Евангелии лжецами: Первосвященники и старейшины и весь синедрион искали лжесвидетельства против Иисуса, чтобы предать Его смерти, и не находили; и, хотя много лжесвидетелей приходило, не нашли. Но наконец пришли два лжесвидетеля и сказали: Он говорил: могу разрушить храм Божий и в три дня создать его (Мф 26:59—61).
В чем же тут была ложь? Неужели обманщики не могли придумать более правдоподобное обвинение, приписав Иисусу столь безумные угрозы? Один из крупных специалистов по лжи спустя два тысячелетия утверждал: чем чудовищнее ложь, тем легче ей верят люди. Но в случае с обвинением Христа ложь заключалась не в самом факте, а в деталях. Спаситель действительно два года назад говорил похожие слова в Иерусалимском храме: …разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его (Ин 2:19), но подразумевал при этом вовсе не храм Иерусалимский, а собственное тело, так что Его слова были пророчеством о Его крестной смерти и воскресении: На это сказали Иудеи: сей храм строился сорок шесть лет, и Ты в три дня воздвигнешь его? А Он говорил о храме тела Своего. Когда же воскрес Он из мертвых, то ученики Его вспомнили, что Он говорил это, и поверили Писанию и слову, которое сказал Иисус (Ин 2:19—21). Ложь свидетелей была в передергивании и подмене слов. Христос не говорил: могу разрушить, но — разрушьте, не говорил созижду, но — воздвигну. От таких «мелочей» общий контекст сказанного меняется очень существенно. Но в целом обвинение все же было абсурдным и могло рассматриваться лишь в качестве оскорбления в адрес храма, что для смертного приговора было явно недостаточно.
Однако тогда же Иисус говорил и о разрушении Иерусалимского храма: «И выйдя, Иисус шел от храма; и приступили ученики Его, чтобы показать Ему здания храма. Иисус же сказал им: видите ли все это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено» (Мф 24:1—2). Эти слова на суде могли прозвучать куда более убедительно, но слышали их только ученики, поэтому лжесвидетели не могли присовокупить их к своему обвинению.
Конечно же, Иисус не собирался разрушать Иерусалим. Как Богочеловек, Он провидел трагическую судьбу храма, который был разрушен до основания спустя три десятилетия во время штурма восставшего Иерусалима римскими войсками. Но не было в Его словах ничего, кроме горечи и жалости к людям, не сумевшим узнать своего Спасителя, и обрекающим себя этим на грядущую гибель: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф 23:37—38).