— Скажите, о. Андрей, нужна ли, на ваш взгляд, России национальная идея?

— С одной стороны — да, такая идея нужна, а с другой стороны — где ж ее взять-то? Национальная идея — это не то, что можно разработать в рамках нацпроекта. Напрячь пять академических институтов, выделить сто грантов, объявить конкурс и потом голосованием на Первом канале решить, кто победит большинством голосов. Так не удастся. Ее не придумать и не навязать, она должна быть осознаваема самими людьми. Конечно, я понимаю, что при нынешних технологиях современные специалисты по промывке мозгов многое могут, и думаю, что со временем появится какая-нибудь национальная идея. Но это будет политпроект, и это будет что-то мертвящее и убивающее, я думаю. Или же попробовать найти национальную идею где-то в глубинах нашего сознания. Потому что такое бывает, что человек сам не знает, кто он такой. Известный старый еврейский анекдот: когда я жил в России — был евреем, приехал в Израиль — стал русским. И человек сам, пока не окажется в эмиграции, порой не понимает, какими миллионами нитей он связан с этой страной, которую даже ругал много раз на ленинградской, московской кухне, ругал, поносил и мечтал уехать, а уехал — и оказалось, все гораздо сложнее. И поэтому поиски национальной идеи — это поиски археологии. Психоархеологии. Какие архетипы заложены в нашем подсознании, мы зачастую не знаем, но можем найти их и актуализировать. Это наиболее реальный путь.

Я думаю, что этот путь именно сейчас проходит проверку, обкатку на практике. Я имею в виду следующее. С сентября этого года в школах России появилась возможность преподавать основы православной культуры. Меня интересуют две вещи: выбор родителей и позиция педагогов. Мы видим, что в том же Петербурге только 9% родителей избирают основы православной культуры, в среднем по стране 27% — расхождение огромное. Но, кроме этого, существует отношение педагогов. Потому что ведь это не батюшки ведут этот курс. Курс светский, ведут его обычные учителя, которые, как правило, индифферентны к этой тематике. Но вот сейчас у них появилась профессиональная потребность войти в контакт с тематическим полем православной культуры. В министерство образования приходит огромное количество жалоб, где сами педагоги сетуют на то, что не очень понимают, как преподавать, они обезоружены, нет методики, нет помощи. И это понятно. Но я надеюсь на то, что среди десятков тысяч учителей, которые получили этот проект по школам России, сработает закон больших чисел. Конечно, будут жуткие провалы, будут скандальные ситуации, это неизбежно. Но, надеюсь, у многих из этих наших женщин сработает какое-то такое короткое замыкание. То есть, они узнают правду о себе самих, что они более русские и более православные, чем они сами про себя думали. Педагог привыкла на вопрос «Что ты думаешь о вере?» отвечать: «Ну, знаете, я уважаю любую веру, все веры хороши, все веры от Бога, ну, сама-то я так была воспитана, в наши времена в университетах такому не учили, поэтому я-то сама человек вне религии, но, подчеркиваю, с уважением отношусь ко всем». Вот такая обычная отмазка обычной российской учительницы, или просто так называемой российской интеллигенции. А тут она профессионально вынуждена войти в эту тематику, и не для того, чтобы парттройка выслушала ее ответ: «Ну-ка, Марь-Иванна, отвечай! Какие последние решения предыдущего Синода были самые важные для нашей жизни?», а перед детишками. И дети очень чувствуют фальшь, лицемерие. Они твои родные дети — 4-й класс, ты три года с ними дневала и ночевала. И вот если даже в этих условиях не произойдет этого резонанса, значит, нам надо глубоко закопать идею о том, что мы — святая Русь, ее наследники, православие — наше все, и т. д. То есть, вот перед нами — реальный социологический эксперимент в полевых условиях. Ждем результатов.

Фото С. Романова