ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЙ РУССКОЙ ПОЭТЕССЕ ЛИДИИ НИКОЛАЕВНЕ КОЗЛОВОЙ НЕ ТАК ДАВНО ИСПОЛНИЛОСЬ 75 ЛЕТ. Она вдова известного русского поэта-песенника Михаила Танича, ушедшего от нас 5 лет назад. Несмотря на свой возраст, выглядит она молодо и энергично, оптимистична и полна сил и творческих планов. Лидия Николаевна рассказала нам о том, каким был этот человек, о его творчестве и о последних годах жизни.

Первое знакомство с Богом

— Лидия Николаевна, расскажите о вашей первой встрече с Богом…

— Я родилась в конце 1937 года, когда о Боге даже не заикались. В войну нас эвакуировали на Волгу, поселили в дома поволжских немцев, сосланных в Сибирь. Однажды я полезла на чердак, нашла там растрепанную книжку с готическим шрифтом. Там были рисунки, рассказывающие о том, как Бог взлетает на небо.

— Изображение Вознесения?

— Да, каким-то образом я поняла, что это что-то святое. Я ее спрятала, это была моя тайна. И я до школы ее проглядывала. И вот надо идти в школу. Война уже кончилась. В школу надо было идти 2 км, через всю деревню, а там церковь. Сейчас понимаю, что это была, наверное, лютеранская церковь. Конечно, не действующая. Я туда заглядываю, а оттуда жуткий, отвратительный запах. Люди использовали ее, как туалет! Войти туда было невозможно, но я все-таки зажала нос и зашла. Вдруг я увидела изображение взлетающего человека в развевающейся одежде и поняла, что это то, что было в книжке. И я стою, зажав нос, разглядываю лики, написанные на стенах. Мраморная лесенка ведет к месту, откуда священник видимо, читал молитвы. И, не имея понятия о Боге, я это все каким-то образом представила — как это было. Я иногда туда заходила по пути из школы, и это тоже была моя тайна. Каким-то образом душа моя почувствовала, насколько это высоко и свято. Такое было мое первое знакомство с Богом.

Как мы с Таничем крестились

Из личного досье

ПОЭТ МИХАИЛ ТАНИЧ (15.09.1923-17.04.2008 гг.) — русский поэт-песенник. Воевал, был тяжело ранен, имеет боевые награды. В 1947 году по ложному доносу в антисоветской агитации был арестован, репрессирован и 6 лет провел в лагерях на лесоповале под Соликамском.

Михаил Танич написал около 1000 песен, многие из которых являются суперхитами. Вот только некоторые из них: «Черный кот», «Ходит песенка по кругу», «На дальней станции сойду», «Как хорошо быть генералом!», «Как тебе служится», «Когда мои друзья со мной», «Любовь — кольцо», «Что тебе сказать про Сахалин», «На тебе сошелся клином белый свет», «Гляжусь в тебя, как в зеркало», «Идет солдат по городу», «Возьми меня с собой», «Проводы любви», «Комарово», «Погода в доме» и другие. Является создателем и автором песен группы «Лесоповал».

Народный артист России, автор 15 книг, лауреат песенных конкурсов.

— Мы знаем, что Михаил Исаевич последние годы жизни сильно болел. Когда люди проходят испытания, они меняются, становятся ближе к Господу. Как проходили испытания вы и поэт Михаил Танич?

— Да, Михаил Исаевич тяжело болел, еще раньше он перенес туберкулез, у него гнили ноги, была онкология, и вот — болезнь сердца, было необходимо коронарное шунтирование. Я много молилась. И вот тогда мы с Михаилом Исаевичем приняли решение креститься.

— Расскажите по порядку, как это было?

— Операцию по коронарному шунтированию Таничу делал Акчурин, врач, оперировавший Ельцина. Он его еле-еле уговорил. Потом мне Акчурин сказал: «В таком возрасте (а Таничу было уже 76 лет!) я еще не делал такую операцию». Когда он немного поправился, его перевезли в другую больницу, в селе Архангельском. А там находился бывший министр обороны Сергеев, большой поклонник его песен. Он сказал: «Михаил Исаевич, я вам отдаю свою палату». Я его туда привожу, а вечером у него температура 40, он умирает у меня на глазах. Я вызываю «скорую помощь». Они посмотрели и сказали, что надо везти его в военный госпиталь Вишневского, километров 20 отсюда. Мы туда приезжаем, там командует генерал Немытин. Он посмотрел и говорит: «Лидия Николаевна, у него аппендицит разорвался, уже перитонит начался». — «Что делать?» — «Резать — иначе помрет». У него неделю назад была операция при общей анестезии. Второй раз нельзя резать, и так, без анестезии, резать нельзя. Я Немытина спрашиваю: «Скажите, может быть, мне в церковь сходить?» Он говорит: «Можете сходить, но я вам посоветую: съездите в Архангельское, там живет святая старушка, если Бог вам позволит с ней встретиться, вы попросите ее помолиться за Михаила Исаевича».

— Интересный совет дал генерал российской армии!

— Да. Я вскакиваю, еду на перекладных: маршрутка, такси, как звать старушку — не знаю. Иду по Архангельскому, народу никого, раннее утро, вдруг идет какая-то старушечка… такая она светлая, седая, старенькая, с внучечком — прямо ангел! И я вдруг понимаю, что это она идет. Я подхожу к ней и говорю: «Я не вас ищу?» Вопрос глупый. А она мне на это отвечает: «А что у тебя?» Я объясняю. Она на бордюрчик присаживается и говорит: «Помолюсь за него, он выздоровеет, а когда поправится, пусть он покрестится, но вы ему два раза об этом не напоминайте, один только раз скажите». После этого я вскакиваю, как полоумная, в госпиталь приезжаю. Танич все еще между жизнью и смертью, но потом, когда приходит в себя, я ему рассказываю, а он мне говорит: «Ты хоть поезжай, поблагодари ее». Где же я ее буду искать? Это же целый огромный поселок! Ну, поехала. Кого я ни спрашивала, по описанию — никто такой старушки не видел и не знает. Откуда знал генерал Немытин, непонятно. Поправляется Танич и говорит: «Поедем, покрестимся!» И мы с ним поехали и вместе покрестились, и душа моя стала очень спокойна. Я вверила себя Богу.

Знак от Бога

С УЧАСТНИКАМИ группы «Лесоповал»

— Сколько еще Михаил Исаевич прожил после этого?

— Лет 8-9. У Танича уже была онкология такой степени, что, как мне сказал президент Академии наук Михаил Давыдов, «у него в ногах онкология, в туловище, в руках, в нем уже дерево из рака выросло. Как он живет, мы не знаем. Уже больше ничего сделать нельзя». Я все равно молюсь Богу. Утром молюсь, вечером перед сном, а улучшения нет. Я год приблизительно молюсь, и он год живет тяжело. Но вот начинается все-таки хуже, хуже. Я говорю: «Господи, может быть, Ты меня не слышишь? Если Ты меня слышишь, дай мне знак. А какой знак? Пусть у меня пропадет что-нибудь очень дорогое». А у меня на пальце было старинное кольцо с бриллиантами, очень красивое. Только я успеваю это сказать, и смотрю — кольца нет. С утра было, а сейчас нет.

— А вы его снимали?

— Ничего не снимала! Я с этим кольцом все время, сплю даже. А тут нет. Дорогая вещь, старинная. Я все-таки начинаю искать. Все осмотрела — нет. Подумала: может быть, с мусором выбросила? Махнула рукой и говорю: «Господи! Ты меня слышишь! Больше я Тебе со своей просьбой надоедать не буду».

«Мы с тобой не налюбились!»

— Как же он умер?

— Таничу было очень плохо. А была весна, и проходил конкурс «Шансон года». Должны были группе «Лесоповал» вручать награду. Танич сказал: «Я поеду». Я, конечно, звоню врачам. Они категорически против. Я ему рассказываю. Он помолчал и говорит: «Подними меня. Я знаю, на служебном входе в Кремле (Кремлевский Дворец Съездов — С. Р.) 17 ступенек, если я сейчас 17 шагов сделаю, то значит, смогу выйти и получить приз». Ну, не Таничу возражать! Я поднимаю его. Он делает 17 шагов и говорит: «Я осилю». Мы с ним едем, нас подвозят прямо туда к служебному входу. 17 ступенек он прошел, выступает «Лесоповал». Я его из одной кулисы выпускаю. Ему Чухрай вручал золоченый приз, а он предупредил меня, что уйдет в другую кулису. Я бегом, бегом. Жду его у другой кулисы. Он получает приз, говорит хорошие слова, а голоса тоже уже почти не было. Другой приз вручают Стасику Волкову. Танич доходит до бархатной шторки и теряет сознание. Мы его под руки — и повезли домой. Приехали, а он говорит: «Вызывай священника». Понял, что конец наступает. Приходит священник, просит их оставить вдвоем. И они довольно долго о чем-то говорят. У меня сердце замирает. Он же помрет, пока этот священник с ним беседует! Наконец священник выходит: «Можете войти». Мы входим, и он говорит: «Отец Константин, а вы можете нас с женой повенчать?» У меня шок. Я же не готова. У священника шок. Чего делать-то? Священник немного молчит, а потом говорит: «Михаил Исаевич, а вы давно женаты?» Он отвечает: «Ну, уже почти 52 года». — «Михаил Исаевич, вы там уже давно повенчаны. Вы не волнуйтесь, не беспокойтесь». Священник уезжает, Танича везут в больницу, и через сутки он умирает. До этого он меня просил позвонить Кобзону, чтобы тот нашел ему место на Ваганьковском.

— Почему на Ваганьковском?

— «Тут тебе будет ближе приходить ко мне», — так сказал он. Утром звоню Кобзону, объясняю ситуацию, а он должен был куда-то улетать. Кобзон разворачивает машину — и на Ваганьковское, а сначала в Моссовет, и добивается места. А я в это время приезжаю в больницу, и дежурная врач, женщина, говорит мне: «Лидия Николаевна, он в реанимации, только что умер». Я говорю: «Не может этого быть. А можно на него посмотреть?» Она разрешает. Я захожу, Танич лежит уже трупом. Подхожу к нему, смотрю — ну мертвый! А врачи знают такие случаи, когда человек только умер, но когда приходят близкие, он на какое-то время возвращается. И я тогда наклоняюсь и говорю ему: «Мишенька! Я здесь, я с тобой». И вот на эти слова у него скатывается слеза и останавливается, и он чуть слышно, но ясно говорит: «А мы с тобой не налюбились», и больше уже признаков жизни не было.

Когда мужа хоронили, священник после отпевания в церкви начал читать его стихи. Мы были потрясены. Лева Лещенко стоял и рыдал, а народу было, как на Ходынке. Милиция была, разные другие организации были, и даже блатные были. Они пришли, чтобы навести порядок, чтобы никого не подавили. От Дома кино и до Ваганьково в 5-6 рядов стояли люди. И был абсолютный порядок. За это им от меня поклон. Они не общались с Таничем, но уважали его.

Как был написан «Айсберг»

МИХАИЛ ТАНИЧ на отдыхе в Крыму с дочерьми Ингой и Светланой

— Лидия Николаевна! Вы поэтесса, он поэт — как вы уживались?

— Да прекрасно уживались! Потому что он был старше меня, мудрее. Он был поэтом, когда я за него выходила замуж. Я никоим образом не высовывалась. Я понимала высоту его таланта. Вы его знаете по песням, а я же его еще по стихам узнала. Я никогда бы не посмела ему сказать, что я тоже пишу. Писала стихи тайно, от него и прятала. Потом уже, когда на книжку целую набралось — показала. Он был очень жесткий человек. Жизнь у него была суровая. Он молча почитал все, сложил и сказал: «Ну, ничего, ничего. Где-то ты мне Ахматову напомнила. Ну, работай». Вот все, что он сказал, и с тех пор я самостоятельно пишу. Я потом сама отнесла втайне от него тетрадь в Союз писателей, попросила посмотреть. Они мне позвонили и говорят: «Мы будем печатать вас». Я говорю: «Хорошо». Через 10 лет после этого, в прошлом году, мне дали за нее премию Чехова. Вот такие дела.

— А как вы написали песню «Айсберг»?

— Сначала была песня «Снег кружится, летает, летает…», которую написал Сергей Березин. Березин пришел к Таничу, принес кассету с музыкой, но тот был тогда сильно занят. И тогда я сама написала текст на музыку. Опыт удался, песня стала шлягером. Тогда уже стали приходить и другие композиторы ко мне за стихами. Так и с Игорем Николаевым вышло. Он пришел к Таничу и хотел, чтобы тот что-то ему сделал, он был еще мальчиком совсем, с Сахалина приехал. Танич сказал: «У тебя и песен еще нет, попробуй с Лидой что-нибудь написать, а там посмотрим». Мы написали сразу и очень неплохо. Наши песни запели Людмила Гурченко и Эдита Пьеха, их сняли в новогоднем «Огоньке». И тут Игорь говорит: «Давайте, Лидия Николаевна, еще чего-нибудь покажите». Я говорю: «Знаешь, я написала стишок, посмотри». Он сидит за обедом, борщ едим, он читает стишок и говорит: «Лидия Николаевна, ну налейте мне рюмочку коньячку». Я ему наливаю рюмку, он выпивает и идет к пианино. И сразу сочинил. За пять минут. Это было в декабре, и тут он показывает ее Алле, а у нее сидел Андрей Вознесенский. Он показал три песни. Алла говорит: «Вроде песни хорошие, но я не знаю, брать или нет». И вдруг Вознесенский говорит: «Алла, я тебе советую, спой “Айсберг” — это станет шлягером. Остальные хорошие, но не знаю, что с ними будет, а эта станет шлягером». Мнение Андрея повлияло. В течение трех дней перед Новым годом Алла записала ее.

— Какая была реакция Михаила Исаевича?

— Мы с Игорем ничего не говорили. Сделали песню втихаря, помалкиваем. И вдруг идет концерт сперва по радио, потом по телевизору. Там у Аллы были еще какие-то ее песни, с ее музыкой. Я слышу, она поет «Айсберг» по радио. Я ее набираю, говорю: «Алла, сейчас был “Айсберг”». Она говорит: «Лида, а мою песню не дали спеть?» Я говорю: «Нет, Алла, одну дали». Она говорит: «Вот сволочи! Они вечно мою музыку не признают!» Вот так песня стала популярна.

— А как потом сложились ваши отношения с Игорем Николаевым?

— Когда Михаил Исаевич болел, у него начались инфаркты, требовались деньги на лечение. Уже настали другие времена, поэты стали брать деньги с исполнителей за свои стихи. Как-то приходит Игорь Николаев и говорит: «Лидия Николаевна, вы сошли с ума! Уже все давным-давно берут деньги. Наступило коммерческое время. Что же вы не берете?» А у меня — Танич, надо платить врачам, санитаркам, и вообще надо кормить человека. Что делать, не знаю. Игорь говорит: «Ну, дайте мне какие-нибудь слова, а я вам за них заплачу, и вы поймете, что это не так страшно — брать деньги». Я ему приношу от Танича стихи «Случайный подъезд». Песня у Игоря так и не вышла. Он читает и говорит: «Все хорошо». Через три дня он приходит и приносит конверт. «Только вы открывайте без меня, ладно, Лидия Николаевна?» — говорит мне. Я говорю: «Ладно, без тебя открою». Он уходит, я открываю, а там 2000 долларов! С ума сошел! Надо сказать, что он настолько помнит все хорошее, что мы сделали… После смерти Танича он предложил мне подарить в Майами апартаменты. Говорит мне: «Лидия Николаевна, я привез все документы, вы только подпишите». Я говорю: «Ты что, с ума сошел? Я в своем возрасте туда в жизни не полечу, в этот Майами, чего я там буду делать?»

«И колокол по мне гудит, гудит во мне!»

— Много после ухода Танича осталось стихов?

— Много: две книжки, и программа для новой группы. Незадолго до смерти Танич писать уже не мог, рука не писала. Он мне говорил утром: «Иди сюда с листком, запишешь». Он по утрам писал. Он мне диктовал песню или стихотворение, я записывала. И когда его не стало и я, наконец, села в кабинете разбирать стол, я увидела, насколько этот человек был прозорлив. Пока он еще ходил, он разобрал рукописи и надписал — «это в Лесоповал», «это в такую-то книгу, название такое-то, издательство такое-то». Тут мне звонит директор Театрального музея и говорит: «Ну, Лидочка, ну как вы там без Михаила Исаевича?» Я говорю: «Ой, Боря, он мне столько оставил заданий — на целый год. Я куда ни сунусь, всюду мне от него записка — делай то-то и то-то». Он говорит: «Ошибаетесь, он вам на всю оставшуюся жизнь оставил ЦУ». Так что оставил стихов много, он это продумал. Поскольку он так долго болел, а человек он был сильной воли и большого ума, то он все прикинул, что будет после него, что он не успевает запустить.

— А есть какие-то стихи, связанные с темой Бога?

— Немало. Вот, например, есть песня лесоповальская:

К молитве не хожу, и в церкви русской
Я где-то скраю, где-то в стороне.
Я грешный человек, и сердце мое пусто,
И колокол по мне гудит, гудит во мне.
И каждый Божий день, когда светает,
И что прошло, и даже след простыл,
Я Господа прошу — грехов у нас хватает,
Прости меня, прости, — а Он уже простил.
И снова по весне цветет багульник,
И снег, журча, уходит со двора,
И вижу я, вчерашний богохульник,
Как много на земле и света, и добра.

Я человек счастливый!

— Наверное, вы — счастливый человек!

— Я счастливый человек, я никогда никому не завидовала.

— Даже Пугачевой?

— Никогда в жизни! Мужа я никогда не ревновала ни к одной женщине, у меня хватало ума смотреть на нее с восторгом, если она красива, умна и благородна. А во- вторых, я понимала, что если я дам обидку, то это спровоцирует мужа поступать, как ему хочется. У меня всегда было доверие к нему, и ни одна баба поэтому за все время не подвела. Так мне повезло.

— А вы думаете, как вы с ним на небесах встретитесь?

— Я понимаю, что это будет совсем другая встреча. Это не будет какое-то телесное воплощение. Это будет совместное чувствование, совместная мысль, узнавание в каких-то других измерениях. Для меня это пока еще неясно. Танич приходил за мной, звал меня на тот свет после смерти. Снится мне сон, что он пришел. Я говорю: «Миша, ну как ты там?» Он говорит: «Да все у меня нормально, ну пойдем со мной. Если ты будешь со мной, тебе будет лучше». Я, как послушная жена, встаю, и мы идем по земле, и даже не идем, а как-то парим над землей. Я говорю: «Куда мы идем?» Он говорит: «Да тут недалеко, вот только за горизонт. Мы так будем счастливы с тобой — как и в жизни, будем счастливы». И тут вдруг мое «я» восстает. Я думаю: «Господи, Ты же мне давал жизнь! Как же я пойду добровольно на тот свет? Этого не надо делать!» Я это говорю по себя, но он как-то считывает мои мысли. Я говорю: «Нет», он отвечает: «Ладно», и растворяется.

— Но вы точно знаете, что это был он?

— А как же! Пришел-то он в своем облике. Мне однажды приснилась иконка, а на ней старичок с седой бородой окладистой. Я просыпаюсь и рассказываю: «Миша, мне приснился такой святой красивый». Проходит какое-то время, и мы где-то находимся, где продают иконы. Я узнаю старичка — это Серафим Саровский. Как это он мне приснился, я никогда в жизни его не видела? Есть Провидение, есть Высшая Сила. Мы в нее не хотим поверить, хотя она нам демонстрируется в течение всей нашей жизни.

— То есть вы поняли, что Бог контролирует ситуацию.

— Да, я поняла, что мне дергаться не нужно. Даже, когда Танича мы похоронили, мы собрались с детьми. Приехали с кладбища, казалось бы: ну поплачь, пореви. Садимся, включаем его песни и начинаем улыбаться.

Потому что ты уже его смерть прошел внутри своей души, и ты понимаешь, какое счастье, что этот человек был с тобой в этой жизни. Мне так повезло!

Беседу вел Виктор ВОРОБЬЕВ
Фотографии автора и из архива Л. Козловой