Понедельник, 23 Сентябрь 2013 17:30 Автор  игумен Дамаскин (Орловский)

В сентябре 1937 года Евфимия и дети собрали отцу Василию передачу в тюрьму. В записке, перечисляя все вещи, дочь Нина написала отцу:

«Пальто, шарф, кепка, два полотенца, зубная щетка, мыло простое и духовое и мыльница, зубной порошок, футляр для щетки, две пары белья, вязаная рубаха, калоши.

Папочка! Мы здоровы. Мы учимся хорошо, о нас не беспокойся. Папочка, мы тебя все целуем — Нина, Коля, Маруся. Ото всех поклон».

Всего через несколько дней тюремный фотограф сфотографирует отца Василия, чтобы впоследствии не расстреляли кого-либо другого вместо священника. На предсмертном фото отец Василий — в той самой вязаной рубахе.

Протоиерей Василий Максимов. Москва. Тюрьма НКВД, 1937 г.

Оборотная сторона тюремного фото

***

Священномученик Василий родился в 1887 году в селе Бабка Павловского уезда Воронежской губернии в семье крестьянина Никиты Максимова. Он рос мальчиком благочестивым и послушным, и приходской священник благословил его прислуживать в алтаре. Впоследствии Василий, окончив духовное училище в Шадринске, познакомился со своей будущей женой Юлией, дочерью священника Александра Конева.

В 1914 году он был рукоположен во священника к одному из храмов города Шадринска. В 1923 году отец Василий переехал в Москву и был назначен в храм великомученика Никиты в селе Кабаново Орехово-Зуевского уезда. За безупречное и ревностное служение он был возведен в сан протоиерея и впоследствии награжден митрой и назначен благочинным.

В Кабанове когда-то было несколько домов, принадлежавших церкви: священника, диакона, церковно-приходской школы и небольшая сторожка, где жила благочестивая девица Евфимия Вишнякова со своим отцом, исполнявшим обязанности церковного сторожа. Из всех церковных домов к 1923 году у прихода остались только дом священника и сторожка.

Служил отец Василий часто, за каждой службой говорил проповеди, к которым всегда тщательно готовился. Прихожане любили его, вполне ценя то, что в трудное время они не остались одни и им есть с кем посоветоваться. Священник, в свою очередь, всецело отдавал все силы церковному служению и, бывало, до позднего вечера обходил с требами дома прихожан, тех, кто не мог сам прийти в храм.

Протоиерей Василий Максимов с супругой и дочерьми

В 1927 году скоропостижно скончалась жена священника Юлия, которой едва исполнилось тридцать два года, и он остался с тремя детьми — дочерьми Марией и Ниной десяти и четырех лет и сыном Николаем, которому не исполнилось и двух лет. Для отца Василия это явилось тяжелым испытанием, потому что жена долгое время была ему самоотверженной и верной помощницей. Он тяжело переживал эту потерю и, бывало, как только дети засыпали, шел на ее могилу, находившуюся недалеко от храма, и подолгу здесь молился.

В конце 1920-х годов в селе случился пожар, сгорело сразу несколько домов. Отец Василий отдал священнический дом семьям погорельцев, а сам перешел жить в церковную сторожку, теперь на одной половине жила Евфимия с отцом, а на другой — отец Василий с детьми, и Евфимия взяла на себя попечение о детях, стараясь заменить им мать.

В 1934 году отец Василий писал племяннице в Алма-Ату: «Прислали нам налогу 360 рублей, и 55 рублей платить к 15 марта. Только половину уплатил. Спасибо помогают, а иначе плохо было бы. Как-нибудь и вторую заплачу. Теперь пост, народ ходит, и нужно удовлетворить его. Сегодня пели певчие. И говеющих было шестьдесят человек. Очень трудно, и устаю я, но зато и чувствую себя хорошо: все-таки люди остаются довольны. Они любят и помогают мне, и я все свои силы отдаю им».

Труды и переживания медленно подтачивали здоровье священника. В 1935 году отец Василий заболел туберкулезом, и врачи, объяснив, что нужно делать, не стали от него скрывать, что наде­жды вылечиться нет почти никакой.

Отцу Василию помогла любовь прихожан. Как только они узнали, что священник тяжело заболел, его окружили такой заботой и попечением, такой искренней любовью, установив даже очередь — кому когда нести необходимые для его выздоровления продукты — что, в конце концов, молитвами и заботой своих прихожан он выздоровел и избавился от всех последствий болезни.

Наступил 1937 год. Отовсюду стали приходить известия об арестах священнослужителей. Нависла угроза и над отцом Василием. Власти не раз предлагали священнику уйти из храма и устроиться на светскую работу, но он отверг эти предложения как абсолютно нелепые.

В ночь на 23 августа в дверь той половины сторожки, где жила семья священника, постучали. Отец Василий открыл. В дом вошли сотрудники НКВД и велели священнику собираться и следовать за ними. В это время проснулись дети и молча наблюдали ночные сборы, едва ли понимая, что происходит.

Выйдя вместе со священником из дома, один из сотрудников НКВД закрыл входную дверь на палку, чтобы дети не вышли вслед за отцом и как-нибудь невзначай не подняли шум. Прежде чем уходить, отец Василий попросил разрешение пройти на могилу жены и помолиться. Ему разрешили.

За всем происходящим наблюдала из своей половины Евфимия и, как только увидела, что непрошеные гости ушли, тут же прошла на другую половину к детям, чтобы не оставить их в эту трудную минуту одних, и с этого времени полностью взяла на себя заботу о них.

Протоиерей Василий был заключен в тюрьму в Орехово-Зуеве и здесь допрошен. Лжесвидетели, кто по должности, а кто страха ради перед властями, подписали протоколы с необходимыми следствию показаниями, в соответствии с которыми и состоялся допрос.

«Следствию известно, что вы в своих проповедях агитировали против вступления в колхозы. Подтверждаете вы это?» — спросил следователь. «Нет, в своих проповедях я никогда не касался политических вопросов», — ответил священник. «У гражданки Дарьи Емельяновны Федосеевой, жительницы села Кабаново, иногда происходят собрания с участием лиц — Варвары Молошковой, Марии Бабкиной и других. В этих собраниях принимали активное участие и вы, обсуждая на них различного рода политические вопросы. Подтверждаете ли вы это?» — «Означенные личности мне известны как богомольцы нашего храма, но проживают все в селе Дулево. Останавливаются они под тот или иной праздник на ночлег в доме Федосеевой. <…> Бывали ли у них какие беседы и о чем, мне не известно. В моем присутствии никаких политических вопросов в беседах затронуто не было». — «Следствию известно, что вы, будучи благочинным, требовали точного ведения метрических записей по правилам, существовавшим до революции, мотивируя эту необходимость на случай свержения существующего строя. Подтверждаете ли вы это?» — «Да, я требовал точности записей, но только с точки зрения аккуратности учета и только для надобностей церкви. Никакой политической мотивировки я этому требованию совершенно не давал».

Несмотря на то, что отец Василий не признал себя виновным, в обвинительном заключении следователь воспроизвел показания лишь лжесвидетелей.

В тюрьму в Орехово-Зуево поехала Евфимия. Ей удалось передать священнику вещи и записку, на оборотной стороне которой тот написал: «Дорогие мои и милые! Обо мне не беспокойтесь. Я здоров. Все в порядке. Дело еще не окончено. Учитесь хорошенько. Кто назначен на мое место или нет? Живите тут, никуда не уходите. Евфимии спасибо. Пошлите черную рубаху верхнюю и белую. Целую всех. Благословляю. Бог да хранит вас. 12 сентября 1937 года».

Вскоре после этого отца Василия перевезли в тюрьму в Москву. Отец Василий был вызван на допрос, и представший перед ним сержант госбезопасности спросил: «Вы признаете себя виновным в предъявленном вам обвинении?» — «В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю», — ответил священник. Затем следователь протянул отцу Василию его фотографию и попросил расписаться на обороте. И когда священник расписался, он, как заправский нотариус, написал: «Тождество личности Максимова Василия Никитича и его подпись удостоверяю».

22 сентября 1937 года тройка УНКВД по Московской области приговорила священника к расстрелу. Протоиерей Василий Максимов был расстрелян на следующий день, 23 сентября, и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово.