ИЕРУСАЛИМ. Рядом с «обожженной» знаменитой колонной у входа в Храм Гроба Господня

С ЛЮДМИЛОЙ КОНОНОВОЙ НАС СВЕЛ, НАВЕРНОЕ, САМ ГОСПОДЬ. Мы оказались в одной паломнической группе по святым местам Израиля. Об этой певице я читал и слышал не раз, но как человека не знал и песен ее не слышал. А вот поставил отец Василий, наш драгоценный гид по Святой Земле, диск с ее песней «Родина», когда мы неслись в автобусе по израильским равнинам в священный город Назарет, и у меня при первых же аккордах на глазах навернулись слезы.

«Надо с этим человеком по душам поговорить!» — решил я. Мы встретились, уже у нас в Питере, и, сидя в небольшом уютном питерском кафе, поговорили.

Как я запела

— Людмила, расскажи, как ты пришла к песне?

— Я окончила Пермский институт культуры и искусств по специальности «актриса, режиссер театра». Работала артисткой разговорного жанра. Полгода в Пермской филармонии, а потом два года в Кировской филармонии.

— И что ты читала со сцены?

— Я делала музыкальные композиции на стихи Цветаевой, Ахматовой — все это под гитару. Затем я читала Нодара Думбадзе, пела Высоцкого и Окуджаву. И с этими программами я объездила большую часть Пермской области. В основном это были зоны и поселки золотоискателей, потом вся Кировская область.

— Какой это был год?

— Конец 82-го — начало 84-го. Ты представляешь, что это была за работа! Приезжает бригада в районный центр, поселяется в гостинице и ездит по городам и поселкам, и я там со своими Ахматовой и Цветаевой перед зэками, золотоискателями и бичами выступаю… Хорошо принимали!

— Спиртом угощали?

— Нет, они не смели, мы были девушки симпатичные, благородные, а угощали нас чифирем.

— А когда ты уже стала писать свою музыку и стихи и уже вышла на сцену, так сказать, полномасштабно?

— Произошло это не сразу. В конце 83-го года я начала воцерковляться, в 84-м ушла из филармонии, потому что это было уже несовместимо с тем, во что я верила.

— А был такой момент встречи с Богом, или все происходило плавно?

— Конечно, я искала. В моем сознании была зияющая пустота, которая приводила меня просто в отчаяние, и, в конце концов, это отчаяние довело меня до смертного порога.

— Ты хотела покончить жизнь самоубийством?

— Бывало и такое! Все искушения этого века не прошли мимо меня, я вполне вкусила всего того, что вкусила молодежь того времени. Заблудившиеся дети, которые потеряли Отчий дом. Я ездила и автостопом, была в хипповских тусовках и здесь, в Петербурге, и в Москве, но меня никогда это по-настоящему не увлекало. Я как-то проскользнула мимо всего этого, уже пела свои песни. Конечно, не на сцене. Я писала и пела всегда.

Любимая тема — новомученики

С ПРОТОДИАКОНОМ Андреем Кураевым

— Люда, а как к тебе приходят песенные темы?

— Темы приходят от несовпадения Божественной гармонии с человеческим миром.

— Появляется то, что тебя начитает сильно волновать…

— Да, на стыке. Вот мы находимся в храме и постепенно начинаем видеть неизменившиеся обстоятельства по-другому. Если мы действительно сердечно участвуем в службе. И, находясь в пространстве храма, под этим любящим Отцовским взглядом, если мы готовы к этому и хотим этого, то нам дается пережить ощущение гармонии, Отчего дома, любви. Но литургия заканчивается, и мы выходим в этот мир. И в этом мире мы, может быть, даже сразу, сталкиваемся с вещами, которые совершенно другие. Иногда безобразные, иногда трагические, а иногда просто-таки позорные. И вот столкновения Божественной гармонии, в которой только что пребывал, со всем этим — высекают искру. Ты хочешь понять: ну как же это может существовать? Как же это может соотноситься друг с другом? И как же все-таки идти дальше? Для меня, при такой лености моей натуры, это всегда попытка преодоления такого непонимания, набирания силы для того, чтобы идти дальше.

— Есть у тебя какие-то любимые темы?

— Да, конечно. Это, во-первых, судьба моей Родины в 20-м веке. Я очень много об этом думала именно в песнях. Далее, это новомученики и исповедники Российские. Это о том, как человек проходит голгофские испытания. Я эту тему принимаю близко к сердцу, ведь мои родные тоже пострадали. У меня есть такая песня:

«Вот бы дверцу открыть в этот тихий приют,
Где за правду усердно лежачего бьют,
Где дела чрезвычайные походя шьют,
И народным врагом весь народ признают.
Но напрасно искать следопытам следы.
Ни куста, ни креста, ни фанерной звезды,
Ни холма, ни приметы в глухой стороне,
Где мой дед неотпетый взывает ко мне».

То есть у меня было такое ощущение, что они взывают ко мне. Но этой теме нужно соответствовать, потому что можно уклониться, во-первых, в горе…

— В обиды…

— Совершенно верно, в безысходное, или начать сюсюкать. Поэтому, чтобы пройти по этой грани, здесь необходимо творческое преодоление, преображение молитвенное или поэтическое.

«Дай Бог здоровья Сергею Трофимову!»

В ГОСТИНОЙ «Русского радио»

— Ты поешь для людей или просто выражаешь себя? Для чего ты пишешь?

— Это происходит помимо меня. Совесть стучит в мое сердце.

— Расскажи историю песни «Родина».

— Я приехала с концертом в Сыктывкар, в Сыктывкарскую епархию. Там были прежде сплошные политические зоны и лагеря. Там столько новомучеников, там настолько сильный молитвенный покров, там так сильна их молитва, что это очень сильно чувствуется! Там необыкновенные люди. В основном это потомки тех, кто был в заключении. Люди с большими дарованиями, с глубоким сердечным даром, и священство тоже, в том числе. И вот я услышала эту песню в исполнении отца Сергия Филиппова из Сосногорска. Он прекрасно поет, у него 9 детей, он помоложе меня. И он так прекрасно спел эту песню! У меня все внутри ахнуло, возвеселилось, что есть такие песни. Я подошла, спросила, чья это песня? Он ответил, что это песня Трофима. Купила пластинку, раз 15 прослушала и рыдаю. Потом думаю: что я рыдаю — надо ее петь! Господь помог. Мне позвонили, спросили: «Тебе нужен телефон Трофима?», а я даже его и не искала. Я ему позвонила, он ответил. Я сказала, что я такая-то, моя аудитория намного меньше, я пою православному народу, но я очень хочу, чтобы не было никакого разделения, и, поскольку он написал такую замечательную песню, пусть все знают, что мы народ — единый, православный, и, послушав его песню, пусть скажут: «Дай Бог здоровья Сергею Трофимову за такую песню!» Он захохотал. Я приехала, мы подписали договор о том, что я могу ее исполнять, ее записывать. Она звучит в эфире, по «Народному радио», по радио «Радонеж». Я много пела ее с огромной радостью. Где только я ее не пела, по всей России! И всякий раз было такое чувство вхождения сердца в сердце. Я так благодарна автору, что она есть!

— Сколько альбомов у тебя уже вышло?

— 9 альбомов, из них 2 сборника (избранное, МР3) — самостоятельные программы. Программа пишется таким образом: набирается материал, в течение 2-3 лет пишутся песни: от 17 до 20 вещей. Составляется программа, я ее выстраиваю как единое смысловое пространство, объединенное единой сквозной линией. Исходя из этого, появляется название, и если слушать внимательно, она таковая и есть, как отдельный альбом.

— В основном это твои песни?

— Да, 85% песен моих, немного у меня песен на чужие стихи, и практически я не пою песен других авторов. Трофим — это исключение, ну еще Володя Волков.

Практически все делаю одна…

ГОРОД ЯФФА. В руке молитвослов, а на губах улыбка

— Как думаешь, главная песня твоя уже написана?

— Есть песни, которые держат, как якорь, и одновременно, как стрела — устремлены ввысь. Такие песни есть, я могу их назвать: «Ангел последний», или песни лирические, например, «Лягу я на ветер». Но я очень надеюсь, что Господь даст мне еще раз подпрыгнуть, чуть-чуть воспарить вместе с Ним, еще здесь, на земле.

— Что для этого нужно, или это от тебя не зависит?

— Что для этого нужно? Чтобы не было смертельной усталости, чтобы не было крайней материальной нужды, то есть, чтобы была какая-то середина…

— Скажи честно, эти песни не очень кормят тебя?

— Ну, это трудный хлеб, конечно.

— Песни эти не то чтобы не востребованы, просто нет информации, рекламы, мало концертов…

— Конечно, большую часть работы я делаю сама. У меня есть помощники в Москве. Я благодарю Бога за всех замечательных людей, которых Он мне послал в помощь на этом пути. Это люди, которые просто любят то, что я делаю, и мы единомысленны. Но, к сожалению, этой помощи мало. Как баба русская в тяжкие времена впрягалась в плуг и пахала — вот так и я пашу. Это, конечно, истощает. На саму-то работу творческую остается мало сил.

— Я так понимаю, что твое творчество больше держится на энтузиазме. Нет людей, которые бы профессионально тебе помогли, например, директора…

— Да, я бы очень хотела, чтобы был человек, который бы понял, что это такое, чтобы была помощь с этой стороны — тогда я могла бы намного лучше сделать свое дело. В этом году, 29 января, у меня был концерт в Российской Академии им. Гнесиных с симфоническим оркестром, дирижер Константин Маслюк. Был полный зал, благодарю Бога, но какой кровью все это делалось!

— Все пришлось самой делать?

— Не совсем, но, чтобы быть готовой к концерту, я не должна в день концерта заниматься размещением, кормежкой, контрабас искать. Как мы с этим дирижером искали контрабас, потом после концерта его отвозили… Так не должно быть. Вот как бабы русские пластались — так я и пластаюсь! Насколько еще меня хватит, мне сейчас 52 года? Помоги, Господи! Я понимаю, что все это сделать моей женской силой невозможно. Это только Господь дает силу на таком преодолении. Это преодоление, когда ты выходишь на сцену с температурой 38 и все равно поешь.

«Пожалуйста, берите меня!»

С АКТРИСОЙ Еленой Цыплаковой

— Все-таки, много же храмов, много людей творческих, существуют православные и культурные организации, в самой Церкви есть отделы, которые призваны помогать творческим людям — ты никуда не обращалась?

— Да нет, у нас были какие-то попытки поиска помощи.

— Ты же поешь песни на церковные темы, о возрождении России. Сколько у нас патриотических организаций и партий в стране!

— Это тема человека верующего.

— Есть еще фестивали!

— Фестивали есть, я 8 лет почетный член фестиваля «Серебряная Псалтирь», но это все равно узко, недостаточно.

— Получается, существует какая-то субкультура православная, где православные варятся в собственном соку, и они как бы поощряют друг друга, аплодируют, друг друга награждают, а в миру-то вас миллионы слушателей не знают!

— Я могу сказать, что я выхожу на смешанную публику, и это очень большая работа, особенно в Москве, где у меня зритель собирается. Это не только церковное сообщество, но и околоцерковное: люди сочувствующие, воцерковляющиеся и просто интеллигенция. Могу сказать, это потому, что очень серьезно отношусь к профессии, потому что я получила профессиональные навыки и планку не снижаю.

— Церковь все-таки должна как-то поддерживать таких, как ты, или это химера какая-то?

— Понимаешь, то, что говорит сейчас Патриарх — это явно о нас. То есть, мы должны бы получать поддержку. Он говорит о том, что мы должны работать с молодежью, что нам нельзя упускать нашу культуру, что мы не должны замыкаться, что у нас должен быть диалог с молодежью, что мы должны делать это на высоком профессиональном уровне. Вот я перед вами живая, и я это все делаю, но я делаю это практически одна. Ни финансовой поддержки, ни включения в какие-то серьезные программы. Пожалуйста, берите меня! Патриарх два года назад сказал, что у нас столько новомучеников, которых мы должны здесь на местах узнавать, прославлять, делать культурные программы, посвященные им! Вот я перед вами сижу! Вот у меня целая программа по новомученикам! Берите, делайте! Причем не просто там сюси-пуси, а настоящая поэзия, настоящие песни, которые цепляют, ведь человек уйдет другим с концерта. У меня помощи нет! Только то, что делаю сама. Помощь рождается только в личном контакте. Я благодарю ваше петербургское выставочное общество «Рестэк», с которым я сотрудничаю более 10 лет. Сюда приезжая, на эти православные ярмарки, я выхожу к людям, и я имею счастье петь о царской семье в царском городе.

— У нас, кстати, храм возрождается — храм Феодоровской иконы Божией Матери, а рядом с ним — часовня Новомучеников и Исповедников Российских, которую я посещаю. А еще будет православный культурно-просветительский центр, в котором ты, надеюсь, еще выступишь!

— Ну вот, видишь! Это не случайность. Буду рада побывать у вас!

— Какие у тебя ближайшие планы?

— По предложению Новосибирской епархии, я делаю программу из песен, посвященных новомученикам. Это будет октябрь. Затем мои друзья хотят сделать экскурсию от Лубянской площади до Бутовского полигона, которую буду вести я. Конечно, хочу туда подтянуть и поэзию, и рассказы очевидцев. Остаться равнодушным там невозможно. И это будет заканчиваться таким «Поехали по небу, мама!», посещением чудотворной иконы «Призри на смирение» в селе Вельяминово. Возможно, это будут экскурсии в Финляндию по царским местам, потому что мы их любим и почитаем. Перед каждым концертом мы с моими сотрудниками молимся, читаем акафист царственным мученикам. И их помощь настолько сильна и явна, иногда такое совершенно явное присутствие! На Рождество планируется традиционный концерт, на который я приглашаю всех желающих. Совместный концерт с Павлом Пиковским — он поэт и музыкант. Планирую выпуск книги стихов.

Россия — это минное поле!

— В отношении России — как ты считаешь, мы прогрессируем или деградируем? Веришь ли ты в возрождение России?

— Я думаю, что Россия спасется чудесным образом, только чудесным образом. Во-первых, я верю в пророчества. Во-вторых, даже любимейший пастырь Петербурга отец Василий Ермаков сказал: «Никогда не прогоняйте Бога из сердца, только верьте, русские люди, дети послевоенного времени, верьте, что ваше Отечество возродится!» Еще и потому я в это верю, что не могут быть такие огромные жертвы напрасны, потому что они живые и они так близко к нам, это наша с вами родня! Если перебрать своих дедушек, бабушек, сколько за веру народу пострадало! Каждый метр нашей земли искуплен кровью. Мы же знаем, что Церковь утверждается на крови. Если мы только поймем эту молниеносную связь нашу с новомучениками и обратимся к ним с молитвой… Не может быть, чтобы было это зря! Святитель Николай Сербский в утешение одному русскому казаку ответил: «Брат, ну чем я тебя могу утешить? Только тем, что ни один народ так не наполняет сейчас рай, как русский народ». Так если у нас с вами в раю столько народу, как они дадут погибнуть нашей земле? Тут самое главное — наше с вами устремление, произволение. Господь не ждет от нас святости, Он ждет от нас хотя бы произволения, смотрит на наши намерения. Посмотри, ведь дьявол, рыкая, ходит не скрываясь. Посмотри на любую рекламу: морду-то видно!

Я в поезде «Астана — Санкт-Петербург» сейчас ехала и думала: где же Гоголь, где же Салтыков-Щедрин? Вот она, Россия! Сколько людей глубоких, какой народ интересный, живой! Вот смотрите, Россия, по моему ощущению, это минное поле, это зона — помните, у Стругацких? Ступишь и не знаешь, подорвешься или нет? Но только здесь жизнь. Помнишь, как очень точно у Тарковского: в зоне все черно-белое, хотя снаружи бриллианты, девушки… а в зону зашел, там разруха, но на самом деле там цветы до неба и все цветное…

— И мясорубки…

— Да, и мясорубки, вот вам Россия, вот так мы с вами и идем. Но зато это место, где человек вынужден оставаться живым, пока Господь ребра не сокрушит. Я не очень-то радуюсь этому на самом деле, потому что это больно и тяжко.

Мы — не зэки, мы — сталкеры!

— Но митинговать не стоит? Сейчас уж очень многие верующие вовлеклись в политику, требуют смены режима, участвуют во всяких «маршах миллионов». Как ты считаешь, нужно это делать?

— Нужно посмотреть на историю России конца 19-го — начала 20-го века, чтобы понять, что все, что происходит — оно происходит помимо нашего желания, и каждая перемена в России — она не вела к лучшему. Исчезала стабильность…

— Стабильность лучше, чем поиски правды в нестабильности?

— Господи, да вот мы с тобой вместе съездили в Израиль, и я только там поняла, какая тут у нас лафа! Извините, у нас можно прийти в храм и помолиться, тебя оттуда никто не выгонит, не плюнет в тебя и под зад не даст. Помнишь, как мы группой ночью из храма Господня возвращались, и как встречные хасиды, шедшие к Стене Плача, в нас плевались, а один даже дал под зад пинка монаху.

— Из Почаевской Лавры — отцу Назарию?

— Да, пострадал за Христа… А мы тут расслаблены. Никто там не говорит, что я гражданин мира. Там нет духовно расслабленных, мы таких не встретили. И ты чувствуешь это: вот здесь все на стыке, на грани. А мы тут расслаблены в России, мы митингуем: «Я гражданин мира!» — это заявляют русские люди. Ну, дозаявляемся.

— Лучше на небо смотреть…

— Это самое первое дело, будешь на небо смотреть — все приложится. На себя смотри, в себя смотри, себе внимай!

— Как покаяться, если нет покаяния? Как себя поправить?

— Понимаешь, мы говорим о массе, а массы-то не существует, существует отдельная личность, и она ставится, как мы сейчас говорили, в этой зоне в такие условия, что она сама приходит или не приходит к этому покаянию.

— Значит, мы в зоне находимся, мы — зэки?

— Мы не зэки, мы — сталкеры.

— Мы свободные зэки. Нам дали свободу, но мы — в зоне.

— Мы сталкеры.

— Когда будет ближайший концерт?

— 9-го октября в Москве, в православном драматическом театре «Странник», ул. Цветочная 16, метро «Московские ворота», начало в 19 часов. Билеты продаются в театральных кассах города. Заказ билетов по тел. 380-80-50, а также на осенней православной ярмарке.

— Хорошо. Несколько пожеланий читателям.

— Я хочу сказать, что в самые горькие минуты, друг мой, брат мой, сестра моя, не забывай, что ты не один. Самое первое, есть Бог, а еще есть такие же, как ты, которые, может быть, когда-нибудь в тебе найдут опору. То, что выпало тебе, никому не дано пережить.

Другие тоже идут и тоже переживают, может быть, им сейчас еще хуже. Никогда не думай, что ты одинок.

— И еще помни, что есть певица, чьи песни могут тебя согреть.

Вел беседу Сергей РОМАНОВ
Фотографии С. Романова и из архива Л. Кононовой