ЛЮДМИЛА КОНОНОВА — тонкий поэт и замечательная певица. Песни, идущие из глубины её сердца, не могут не трогать людей. Она также неплохой собеседник. Это интервью взято у певицы после одного из концертов, состоявшихся в Санкт-Петербурге, оно затрагивает темы, которые волнуют сегодня многих, как верующих, так и неверующих.

Я чувствую раскаты грома

— Людмила, тебе не кажется, что сегодня в нашей стране наступил кризис высокого искусства?

— Кризис — есть, но он наступил не сразу, он был обусловлен самой жизнью, её обстоятельствами. Человек в России был поставлен в непростые условия. Мы очень многое пережили. Согласись, находясь в тюремной камере или на лесоповале, трудно писать романы или сочинять «Я помню чудное мгновенье…»

— Страна походила на большой концлагерь…

— Это такое расхожее определение. Оно, конечно, неправильное, потому что мы всё-таки всегда находились и находимся в пространстве, дарованном нам Богом. Мы — не рабы, мы просто такой народ, который наследовал землю (а это одна шестая часть суши) по Евангельскому слову, наследовали не случайно, а по своим душевным качествам. Человек просто поневоле приспосабливался, чтобы выжить. Поэзия никогда не умирает!

— Но она уже не играет большой роли!

— А вот неправда, она как раз начинает играть большую роль, когда происходят катастрофы или накануне каких-то масштабных событий.

— Ты сейчас чувствуешь приближение глобальных мировых перемен?

— Я сейчас их пока не чувствую, но я чувствую грозные раскаты грома.

— Ты жила во Франции, знаешь менталитет фрунцузов. Они сейчас вместо того, чтобы бежать в храмы после терактов, поют «Марсельезу».

— К сожалению, да.

— Почему?

— Потому что, в отличие от России, там на службе присутствуют 3-4 человека.

— Может быть, потому и теракты произошли?

— Сейчас исследовать пути отхода французского народа от веры и их духовного оскудения — это не моя задача, поэтому я не могу обозначить причины. Они существуют, несомненно. Мы видим это на нас самих. Даже если мы посмотрим историю библейского народа — всё уже написано и описано.

— Когда народ израильский отходил от веры, начинали происходить какие-то стихийные бедствия, напасти…

— Да, для того, чтобы человек осознал происходящее. А что делать, если человек живёт по русской пословице: «Гром не грянет — мужик не перекрестится»? Вот, может быть, пришло время им перекреститься, французам-то, но когда они до этого созреют, я не знаю: очень им там хорошо живётся!

Сами люди должны измениться!

— Сегодня я ехал в метро, и напротив меня сидели молодые люди, и все они были в наушниках, с телефонами. Я оглядел вагон и увидел, что процентов 90 молодёжи также были погружены в это виртуальное пространство. Как это явление назвать можно? Как ты к этому относишься?

— Я отношусь к этому, как к ещё одной возможности, которую нам даёт Бог. Человеку в своё время было дано железо, потом появилось колесо, потом — паровоз. Эту возможность можно использовать для того, чтобы ещё больше удивиться мирозданию и присутствовать в нём своим творчеством и сотворчествовать этому процессу, а можно это использовать как возможность уйти, замкнуться на чём-то, отвлечься от этой реальности. То есть можно и так, и так.

— Мне смартфон или планшет в чьих-то руках напоминает маленького индивидуального идола, который греет душу человека. Конечно, этот идол никогда не обличит человека. Он всегда будет приятен. Ты всегда можешь найти там приятные картинки, приятную информацию, всегда можешь включить его, всегда выключить. И этому идолу человек, может быть, не молится, но находится в зависимости от него, и этот идол должен постоянно удовлетворять его возрастающие потребности.

— Отчасти ты прав. Когда я вижу такое, я тоже думаю: «Ну что они так вот упёрлись в это? Они живой ткани жизни не чувствуют». Но, с другой стороны, мой сын, я знаю, Пушкина читает и учит с этим планшетом.

— Таких, как твой сын, немного. Лично мне нравится пошелестеть страницами… Уходят бумажные носители?

— Я не думаю, что это по-настоящему уйдёт, потому что с погружением в это виртуальное пространство возникает такая тоска пощупать, понюхать людей, предметы, вещи… От этого никуда не деться. Когда приходил кинематограф, говорили, что театра не будет. Ничто ничего не отменяет на самом деле. Посмотри, какие сейчас прошли выставки в Москве потрясающие!

— Я рад, что ты такая оптимистка. А скажи, как тебе кажется: Россия — она сейчас движется по пути обновления или деградирует?

— Я не могу сказать, что она деградирует, я не могу сказать, что она прямо вот скоро преобразится. Думаю, у Бога всё происходит неспешно, а нам кажется: ужас, катастрофа, и куда мы идём? Для всего должно прийти время. Я это чувствую с самого начала, когда только началась перестройка, когда был необычайный подъём патриотического движения. И там были опричники, издавались газеты, ждали царя, проходили всякие соборы — но было понятно, что это не может совершиться сейчас, потому что сами люди не изменились. И вот сейчас только ещё нарос этот первый плодородный слой из тех, кто воспитан в вере.

Нам дана особая страна!

КОНЦЕРТ, посвящённый новомученикам и исповедникам российским

— Наше поколение увидит счастливое будущее?

— Я его и сейчас вижу. Давайте смотреть открытыми глазами, давайте сравним. Моя мама родилась в землянке, куда всех согнали. Через 3 месяца расстреляли её отца, потом погибла мать, потом — детский дом, но ведь это только одна судьба. Ну, а если взять этот город, что с ним было? С Петербургом, с Ленинградом, сколько жертв? И, если просто сравнить мою молодость, когда я приехала на преддипломную практику в поселок Куеда — там просто в туалет сходить было нельзя! Это был ужас, кошмар! Не было даже какого-то слоя материальной культуры. Я даже не знаю, как это назвать — хоть сколько-нибудь уважительного отношения к человеку, к его обычной жизни не было!

— Это понятно, всё поменялось…

— Это видно в провинции. Я была в глубинке в это время, мы уехали восстанавливать храм. Это были 1989-90 годы, и я приехала вот сейчас туда — ну, нет этой безнадёги, нет!

— Но тогда было испытание бедностью, а сейчас испытание будет ещё одно — сытостью. На Западе, я считаю, люди не справились с этим испытанием. Человек стал потребителем, а сегодня и у нас уже стараются вырастить потребителя, но Бог не сотворил потребителя, Он ведь сотворил человека!

— У нас не получится!

— Не получится? А как же прогресс?

— Не будет у нас никакого прогресса! Будет какой-то уровень, но русскому человеку, в условиях вот даже нашего климата, невозможно не задуматься о чём-то высоком. Помнишь, с чего я начала вчера свой концерт? Что вся природа, она уходит… она как бы умирает со Христом, чтобы родиться со Христом и воскреснуть. Ты понимаешь? Вот нам дана такая страна, где мы не можем забыть о Боге.

— Человек русский со времён Достоевского не изменился…

— Да. У нас такое генетическое накопление, что душа испытывается. «Кого люблю, того и наказую, кого люблю, того и испытую», — говорит Господь. Не получится у нас построить Вавилон. У нас мозги по-другому устроены. У нас генетическая память содержит не только поколения верующих, но и тех, кто веру отстоял, быв замучен. Тех, кто в это время оставался жить, сохраняя человеческое достоинство, а без веры это было невозможно. В России жить нельзя без Бога!

Церковь — это мы!

ОБЩЕНИЕ со зрителями после концерта

— А Церковь справляется с той миссией, которую Бог возложил на неё? В силах она вызволить народ из той трясины, в которой мы жили долгие годы?

— Смотри, вот глава Церкви — Христос. И что же мы будем говорить про Церковь, как нечто отдельное от нас? А это мы сами, поэтому надо самим себе задать вопрос: «Ты-то насколько изменился?» — это первое. Затем, искушения общества (а мы часть его) — они, конечно, захватывают и священство. Испытания — это, в том числе, отсутствие гонений, состояние покоя и сытости. Им никуда от этого не деться, и, более того, они им навязываются.

— Но ведь с Божьей помощью любые вызовы можно преодолеть?

— Да. Сказано: «Врата ада не одолеют Церковь!» Бог всё видит! И вот, этот человек, который перед тобой стоит, и тебе кажется недосягаемым, и который, может быть, невнимателен к тебе, и нет в нём любви, которой ты ожидаешь, и нет попечения о тебе или о нас, — но и он тоже человек, и он тоже испытывается. И Бог, видя, что он, священник маститый, весь корочкой покрылся, может поставить человека в такие условия, что всё перевернётся в его жизни, потому что Бог его любит и хочет, чтобы он снова стал, как дитя.

— Бог не оставит Свою Церковь, Он созидает, совершенствует её.

— Да, конечно! Что же касается нас, то нам нужно благодарить Бога за то, что никто нас не пинает, когда мы идём в храм, за то, что храм не оцеплен, что дают детей приносить ко причастию — это огромное счастье! И не смотрите на священников, которые, как вам кажется, ведут себя как-то не так. Меняйся сам — и он тогда будет с тобой себя вести как-то по-другому, может быть, ты что-то другое в нём тогда увидишь.

— Люда, ты рассуждаешь, как имевшая однажды встречу с Богом, а большинство людей этой встречи не имели, они смотрят на Церковь немного по-другому, у них прикладная точка зрения на эти вещи. Они считают, что Церковь создана для того, чтобы поднять наш дух и нравственность, укрепить нас, что она — только приложение к нашей земной жизни, не более.

— Нет какого-то абстрактного большинства, большинство — это мы. У кого-нибудь кто-то умер, душа пришла в состояние большей тонкости, и он, стоя у гроба, молился и понял вдруг, что и он-то тоже помереть может, а у него ведь бабушка верующая была. У нас есть преимущество в том, что эти связи у нас не прерваны, даже если человек неверующий. Как мы можем чего-то от кого-то требовать? Я с тобой согласна, у меня тоже был такой период поиска Бога. Но вот Господь к каждому подбирает Свой ключик, а Россия — такая страна, что многие вещи происходят неожиданно. У меня глубокое убеждение, что генетическая память — она очень сильна, многие святые молятся за нас.

— 300 000 человек только одного священства убиенных и замученных!

— Не только священство, но и исповедники. Они всё время молятся за нас. Мы ослабеваем, когда забываем об этом.

Почему с нами воюют

ИЕРЕЙ АНАТОЛИЙ ПЕРШИН посетил концерт Людмилы Кононовой

— Как ты думаешь, Путина Бог нам послал?

— Я не скажу ничего оригинального, но я думаю: то, что нам было посылаемо в главах государства — это всё было от Бога. То, что происходит с Россией, невозможно понять вне библейского мировоззрения.

— Почему же сегодня многие в мире не любят его лично и категорически не одобряют нашу политику?

— Ну, ты же понимаешь: потому что Россия посмела заговорить о своём достоинстве…

— Но есть непонимание, когда одну и ту же информацию по-разному интерпретируют. На одни и те же факты по-разному смотрят. Почему?

— Это же естественно. С нами работают известные силы, их метод борьбы с человеком — это разделение. Необходимо, чтобы человек был в конфликте с собой и с другими людьми, то есть чтоб ему было чем заняться, с кем враждовать.

— Такие хорошие, милые люди живут на Западе, которые никому плохого не делают и живут себе мирно, спокойно, но вот когда заходит разговор о России, то начинают морщиться и раздражаться. Такое ощущение, что они хотят одного: чтобы не потревожили их покой, чтобы, не дай Бог, от России не пришли к ним какие-то переживания или какие-то неприятные вещи, которые заставят их задуматься и поменяться. Они не хотят выходить из этого комфортного состояния, а Россия как будто их всё время будоражит.

— Да, да, мы — такой Митя Карамазов, который может ворваться, нарушить покой, не дай Бог, морду кому-нибудь набить…

— В итоге мы видим два разных мира, где одни не поймут других, и русская Церковь становится мишенью для вражьих сил, потому что она мешает, поддерживает ценности, которые на Западе теряются уже, и получается, что она — как бы главный враг западной идеологии.

— Я, когда жила во Франции, каждое утро колокольный звон слышала — призыв к мессе, но в храме были единицы.

— Это когда было?

— Это 2010 год. То, что Церковь враг, — это, опять же, чья работа? Вот кому надо людей добрых, хороших столкнуть друг с другом, возбудить такую непримиримость? Кто с этим работает? Какие силы? Нам с тобой ясно. Я за то, чтобы разрушать эти стереотипы. Помнишь, мы ездили в Израиль, и когда у кого-то в украинской группе был день рождения, я от себя поздравила этого человека и спела застольную песню. Помнишь?

— Да, это было в Вифлееме, там было, по-моему, какое-то напряжение между питерцами и украинцами, и ты своей песней его сняла…

— Да, это было в Вифлееме. То же самое было и во Франции. Они видят живого человека, они чувствуют живое тепло, и они понимают, что не всё так, как им говорят по телевидению и по радио. Вообще Россия — это такой субъект, который всё время разрушает стереотипы и нарушает покой, а покой — это путь-то к смерти.

— Если говорить о покое, то Божий покой должен быть внутри… А вот почему на телевизионных ток-шоу наша молодёжь поёт на английском, почему американская культура так сильно оказалась включена в их жизнь?

— Я могу сказать, как у меня было с моими детьми. Также сначала было — а потом они начали вызревать. Смотришь какой-нибудь русский фильм, того же «Обломова», они говорят: «Мама, это другой мир. Со мной говорят неспешно, со мной говорят на полутонах, без спецэффектов, а воздействие сильнейшее». Понимаешь? Не всё потеряно. Попробовавший сладкого не захочет горького! Ну что такое эти спецэффекты в нашем кинематографе? Вот они, клепают денежки. Наши режиссёры: Бондарчук, Тимур Бекмамбетов. Это всё уже было, ну как вам не стыдно? Ну, не стыдно, наверное! Бог с ними! Просто понимаешь: эта жвачка — она такая же, как какой-нибудь «Биг-Мак», ты не можешь этим наесться. Понимаешь, что надо всё-таки пойти и что-то человеческое сварить, гречневую кашу, например, с чем-нибудь… Приходит это всё равно.

«Россия будет продолжать жить!»

— Люда, мне хотелось про твоё творчество спросить: пишутся у тебя песни сейчас?

— Не скажу, что у меня творческий запой, но да, есть новые песни.

— Как возникают темы, приходят замыслы?

— Во-первых, в творчестве обязательно должна быть какая-то пауза, во время которой происходит накопление душевных сил, или, может быть, ожидание этой паузы, такое хорошее предчувствие. Как оно там созревает, Бог его знает. Оно, конечно очень сильно питается святоотеческой литературой, Словом Божиим, потому что там всё есть: и темы, и мысли. Плюс всё, что происходит (или происходило) сейчас с тобой, со страной, все эти движения, все эти трагедии, катастрофы — всё трансформируется в песни.

— Наверное, важно не существовать только в сложившейся субкультуре так называемой «православной песни», а стремиться, чтобы творчество могло трогать как неверующих, так и неверующих людей.

— Я этим как раз занимаюсь всю жизнь. Я-то считаю, что не нужно никаких деклараций, не нужно никаких разделений, те люди, которые приходят на мой концерт, если они приходят, — они становятся единомысленны. Они вспоминают, что история началась не в 1917 году, а намного раньше, что мы живём в великой стране. Я сама для себя это недавно открыла. Я вдруг поняла, что а ведь жизнь-то скоро закончится, а Россия будет продолжать жить. Она и до этого жила, и после этого будет жить. И вот это самое главное: почувствовать себя участником единого процесса, который не прерывается, который начался-то вот ещё когда — от сотворения мира! И мы, русские — у нас есть свои цели, мы — народ, мы — страна, у нас есть своя задача в мироздании, во вселенской всечеловеческой истории…

Надо просить Бога об умножении любви!

— Скажи, в твоём окружении есть такие священнослужители, которые любят тебя, твою поэзию и как-то тебя поддерживают, помогают?

— Слава Богу, есть. Отец Артемий Владимиров, конечно, отец Анатолий Першин. Из неизвестных есть совершенно чудесные люди. Как-то так получилось, что в прошлом, до того, как принять сан, они имели какой-то опыт в искусстве: музыкой занимались или литературой. Есть замечательный священник Николай Струков из Раменского, он уже старенький, ему 70 лет — он был музыкантом. Вот они очень хорошо понимают моё творчество и очень меня ободряют. Вкус надо воспитывать, в том числе и свой собственный, а как его воспитывать, если само-устраниться? Самому-то как расти, если не читать поэзию Пастернака? Если поверить, что два прихлопа, два притопа — это и есть апофеоз высоты, дальше которой никуда, — так как же тогда жить, к чему стремиться?

— Скажи несколько слов пожеланий читателям.

— Дорогие соотечественники, Господь нам сказал в Евангелии: «Ищите прежде всего Царствия Небесного, а всё остальное приложится». Я задумываюсь над этими словами. Как же это осуществить в жизни сегодняшнего дня? Как мне сегодня искать Царства Небесного? Как мне быть всё время в памяти о Боге в этом скучном, обыденном, утлом, унылом, которое тянет тебя за ноги, не даёт тебе спину распрямить никак? Я раньше спасала Россию, мне так казалось, а сегодня поняла: надо очень, очень по-серьёзному стремиться к спасению самому, тогда всё остальное действительно приложится. И самое главное — это любовь, а любовь — она оскудевает от такой жизни в наших сердцах. А сами мы не прибавим её никак, поэтому надо о ней просить.

Надо просто просить Бога об умножении любви. Я в вашем Феодоровском храме купила удивительную книгу: «Каковы твои мысли, такова и жизнь твоя». Там говорится: «Ты проси Бога, чтобы любить. “Дай мне, Господи, сильно, сильно Тебя любить, как Твоя Мама любит Тебя, как Ангелы Тебя любят. Дай мне, Господи, самому Тебя полюбить”».

Вёл беседу Сергей РОМАНОВ
Фотографии автора